Три года старший прапорщик Вячеслав Белоус находился в самом пекле афганской войны
На войне каждому выпадает своя степень смертельного риска. Гвардии старший прапорщик запаса Вячеслав Белоус из числа тех советских военнослужащих, которым суждено было попасть в самое пекло боевых действий. Когда Вячеслав Константинович рассказывает о тех давних событиях, создается впечатление, будто он – прирожденный солдат и там, «за речкой», просто делал привычную для него работу. Но это, конечно, не так. Всякий выход «на боевые» требовал огромной силы духа и внутреннего преодоления.

Придвинье Вячеслав Константинович считает своей малой родиной, хотя до призыва в армию прожил здесь не так уж и долго. Родом он из Слонимского района Гродненской области, где работали по распределению его отец, ветврач, и мама, агроном. За двадцать лет успели обжиться в том краю, но семью потянуло домой: Вячеславу было 12, когда переехали в Бабиничи под Витебском. Потом у юноши были учеба в техникуме, работа в Городокском лесхозе и наконец – призыв на срочную службу.

И все-таки, когда слушаешь собеседника, кажется, что армейский быт и боевое братство – его стихия. Полгода находился в Литве, в учебной части, после чего солдата направили в Рязань, в 137-й гвардейский парашютно-десантный полк. Около трех лет провел в нем сержант, а затем – прапорщик Вячеслав Белоус, который остался в армии на сверхсрочную службу. Наконец, 5 января 1986 года был откомандирован в расположение 350-го гвардейского парашютно-десантного полка 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, а именно – в район аэродрома Кабул, где дислоцировался во время афганской войны наш знаменитый «полтинник».

Три года службы в Афганистане – это постоянный выезд на различные задания, которые могли длиться от половины суток до шести недель. На «боевых» прапорщик (затем – старший прапорщик) Вячеслав Белоус – командир взвода, на базе, в «мирных» условиях – комсорг 1-го батальона.
Интересная деталь. Батальон располагался вместе с управлением дивизии, а это значит – постоянно на виду у комдива Павла Грачева, будущего министра обороны. А ну как выйдет Павел Сергеевич прогуляться и, не дай бог, заметит какое-либо упущение! В батальоне все всегда было нормально – и быт, и боевая подготовка. Но не потому, что начальство под боком. Просто 350-й умел служить и воевать.

Под бдительным оком комсорга находилось около 250 комсомольцев из 300 человек штатного состава. Вячеслав работал в тесной связке с замполитами рот и батальона. Помочь адаптироваться к сложным условиям молодым бойцам (хотя самому-то было 23 года, когда прибыл в Афган), следить за их высоким духом и здоровым моральным климатом в коллективе, объяснять суть интернационального долга (читай между строк – великой миссии защищать державные интересы) своим ребятам. Мелочей здесь не бывает, и подробный рассказ о работе армейского комсорга занял бы много газетной площади. Один только пример. Хороший солдат Шура Иванов, украинец, из Кировоградской области. С некоторых пор загрустил молодой человек. Оказывается, мама у него осталась дома одна, некому ей дров на зиму привезти и наколоть, а «голова» говорит, что в колхозе и без того дел невпроворот. Сели с замполитом, написали письмо в высокую инстанцию, дали характеристику солдату, награжденному боевой медалью. Через некоторое время бежит Шура радостный: «Мамка письмо прислала! Сам «голова» приехал к ней с дровами! Выгрузил, обещал распилить и сложить!»

Задания вроде патрулирования, где тоже есть своя степень риска (бывало, что и люди погибали), Вячеслав Константинович в зачет не берет. На его счету непосредственное участие в 50 боевых операциях, включая такие значительные, как «Магистраль». Постоянно уходил с базы батальон или какая-то его часть на «боевые». Они были разные по продолжительности и масштабу. «Большая война» – так называли десантники крупные операции. Например, дважды отрабатывали сотни километров ущелья Санглах со всеми его отрогами, вступая с духами в бой, – в 1986-м и 1987-м. В первый раз даже накрыли в горах душманскую школу по подготовке диверсантов. А еще – так называемая реализация разведданных (подавление опорной точки противника), установление народной власти (контроль за районом, где проводится агитационная работа), прибытие на место падения сбитого вертолета, чтобы забрать раненых или тела погибших, сопровождение колонн, доставка грузов на заставы, обеспечение вывода войск.

С войной во всей ее «красе» впервые столкнулся во время выполнения третьего или четвертого задания, когда извлекали из-под обломков и забирали с собой тело погибшего летчика. Увиденное потрясло. Но психика, как утверждает Вячеслав Константинович, хитрая вещь. К войне надо постараться привыкнуть, иначе сойдешь с ума. Вот один печально известный случай. 4 сентября 1986 года прибыли на указанное место недалеко от Кабула, чтобы отыскать и с боем забрать у духов (кстати, при этом не обошлось бех жертв у десантников)… изуродованные тела 18 советских граждан – водителей, которые «свернули не в том месте» и, безоружные, попали в плен к душманам. Тела лежали на земле перед погрузкой, когда кто-то принес налитые яблоки, невероятно вкусные. Едят их десантники, а к ним подбегает недавно прибывший в Афган молодой офицер, кричит: «Вы что, дураки? Как вы можете есть!»
У Вячеслава Белоуса, как он считает, в Афганистане было четыре дня рождения, когда он, если следовать логике теории вероятности, не должен был выжить. 15 ноября 1986-го в течение восьми часов выбирались, выползали из окружения, уносили с собой убитых товарищей. В этом бою пуля угодила прямо в сердце начальнику медицинской службы батальона капитану Анатолию Костенко, награжденного посмертно орденом Красного Знамени.

Крайний слева — Вячеслав Белоус.
Непонятно, как уцелел взводный Вячеслав Белоус 9 декабря 1987-го – во время операции «Магистраль», когда бойцы пережили три артиллерийских залпа с прямым попаданием: скорее всего, били знатоки дела, с территории Пакистана. 22 апреля 1988-го – когда водили колонну на Кандагар и подверглись ночному нападению духов; 25 мая того же года, во время начавшегося вывода войск, – когда обеспечивали проход колонны между Гардезом и Кабулом и в течение двух часов, при невероятной плотности огня с обеих сторон, вели тяжелый бой с наседавшими душманами. На самом деле, кто знает, сколько раз пролетели рядом пуля или осколок в его больших и малых боях!
С наступлением 1989-го батальон ушел на блок-посты и полтора месяца стоял за Салангом, обеспечивая вывод войск. 12 февраля отбыл в Союз и Вячеслав Белоус. В силу погодных условий Витебск не смог сразу принять самолет. Приземлились вначале в Новгороде. Потом взяли курс на Журжево. Когда подлетали, десантники забеспокоились, мол, опять, не туда залетим. Но, увидев внизу трубы «Доломита», Вячеслав Константинович успокоил товарищей: «Теперь прилетим куда надо. Я знаю, что говорю. Здесь моя родина».
Автор: Виталий СЕНЬКОВ. Фото из личного архива Вячеслава Белоуса.

Афганский излом

В составе службы государственной безопасности Демократической Республики Афганистан работал «скромный» офицер связи – советский оперативник Павел Зенченко
В далеком Афганистане советские люди жили, работали и воевали за идею – верности долгу, государству, народу, стране.
Интернациональный долг в Демократической Республике Афганистан исполняли военнослужащие многих родов войск Советской Армии – десантники, летчики, танкисты, артиллеристы, связисты, медики. По всем направлениям государственного строительства, которое осуществляло правительство ДРА при поддержке СССР, бок о бок с афганцами работали и наши военные советники. Свою долю смертельного риска, тягот и лишений службы взяли на себя и чекисты. Полковник в отставке Павел Зенченко – один из них.
Когда Павел Семенович прибыл в Кабул, некоторые его товарищи удивлялись: «Что ты здесь забыл? Работал бы спокойно в Союзе!» Подполковник Зенченко только молча улыбался. Высокопарно не отвечал: «Приказы Родины не обсуждаются», но действовал именно по такому принципу. И не только он, но и его, как называет свою супругу Павел Семенович, боевая подруга – Виолетта Константиновна.
Служба военного человека, тем более оперативного сотрудника спокойной не бывает нигде, но, конечно, у себя дома, в мирной стране, Павлу Семеновичу не приходилось жить и работать в условиях жуткой антисанитарии, непрекращающихся артобстрелов, постоянной угрозы подорваться на мине или схлопотать пулю, выпущенную врагом из укрытия.
Начальник отдела управления КГБ по Витебской области Павел Зенченко, конечно, был осведомлен вполне о том, что происходит в Афганистане, когда в 1987 году ему сказали: «Павел Семенович, человек вы опытный, поэтому без вас никак нельзя обойтись. Пройдите, пожалуйста, медкомиссию на пригодность к работе в жарком и влажном климате. Если пожелаете, то же самое может сделать ваша жена». Но где именно предстояло нести дальнейшую службу? Имелись некоторые не очень надежные сведения, что новым местом службы станет Болгария. Однако, во-первых, эта страна как-то не ассоциируется с жарким и влажным климатом, а во-вторых… Павел Семенович понимал, что стоит за словами «человек вы опытный». Его пятигодичная служба в жарком Узбекистане – в советской республике, родной язык которой близок к афганскому языку дари. Скорее всего, предстояла ему командировка в Афганистан.

Так оно и вышло. Павел Зенченко прибыл в Москву для прохождения трехмесячных подготовительных курсов, где ему сообщили, что предполагается направить его в афганскую провинцию довольно тихую. Это не начало 80-х, когда советские солдаты и офицеры не имели реального опыта ведения боевых действий в горной и бедствующей стране с тяжелым климатом, в условиях противоборства враждующих сил внутри самого Афганистана, а также навыков общения с народом совершенного иного уклада жизни и менталитета. Нынче, мол, поспокойней будет, так что жена может отправляться вслед за мужем. Павел Семенович позвонил супруге, предложил остаться дома. «Я с тобой до конца», – ответила Виолетта Константиновна.
На курсах слушатели обязаны были совершить чуть ли не научный подвиг: изучить не только военно-политическую, экономическую, оперативную обстановку в будущей стране пребывания, но и язык дари на разговорном уровне.
Колоритный, древний город Герат, центр одноименной провинции, находится невдалеке от афганско-туркменской границы, но на порядочном расстоянии от Кабула. Перелеты между Гератом и столицей на самолетах военно-транспортной авиации, сопряженные с опасностью быть сбитым душманским «стингером» или просто аварии, стали нормой жизни. Павел Семенович вспоминает случай: вместо 50 человек в Ан-24 по объективным причинам набилась сотня – могучая машина еле оторвалась от земли.
Вначале в Афганистан отправился Павел Семенович, затем к нему прибыла супруга. Во время перелета из Кабула в Герат на Виолетту Константиновну, сугубо гражданского человека, летчики надели парашют, показали, за что надо дернуть, если, как говорится, в случае чего… Офицер запомнил, как побледнело лицо его оцепеневшей супруги после этого инструктажа.
Жили в четырехэтажном здании, что-то вроде гостиницы. Невдалеке были наши типовые пятиэтажки, возведенные советскими строителями для афганцев. Рядом ютились хижины бедняков. Еду готовили сами – из продуктов, за которыми как раз и приходилось летать в Кабул. В гостинице проживали 15 военных советников по различным направлениям, некоторые из офицеров, как и Павел Семенович, – вместе с женами.
В первый же день, когда Павел Зенченко привез супругу в Герат, гостиница подверглась артобстрелу. Боеприпасы разрывались во дворе, попадали в здание. И в дальнейшем подобное случалось довольно часто – через день, через два или три. Кто знает, откуда били минометы моджахедов. Местность вокруг гористая. Наверное, у них не было возможности вести более точный огонь: к счастью, обходилось без жертв. Постоянно держать «шурави» в напряжении, просто пострелять забавы ради – должно быть, такой была задача у противника.
ХАД. Так звучит по-русски эта аббревиатура. Служба государственной информации в Демократической Республике Афганистан. А на самом деле – афганская служба государственной безопасности. И в ее составе – старший офицер связи, если верить штатному расписанию. А в действительности – советский оперативник Павел Зенченко, который вместе с хадовцами выполнял стоящие перед ними задачи.
Организация агентурно-разведывательной деятельности. Работа по делам оперучета. Разработка главарей бандформирований и их пособников. Анализ обстановки в вверенной Павлу Семеновичу провинции. Каждый божий день, с декабря 1987-го по январь 1989-го, нужно было составлять к вечеру аналитическую сводку, отбрасывая второстепенное в этом море оперативной информации, но проследив, чтобы незначительные сведения не оказались самыми важными. Готовая сводка кодировалась и с шифр-поста, который находился в гостинице, уходила в Кабул и далее в Москву. Каждое утро забирал с собою Павел Семенович автомат, запасные обоймы к нему, гранаты, пистолет, садился в машину и вместе с хадовцами ехал на работу. И уповал на то, что пронесет и в этот раз: не наедет колесо уазика на мину, не раздастся из укрытия чей-то выстрел.
Выходных не было, если не считать времени, которое понадобилось на излечение от гепатита. Правда, предлагали Павлу Семеновичу сходить в отпуск, отдохнуть в нормальном советском санатории. Но подполковник отказался: расслабишься, а потом заново привыкай к «тяготам и невзгодам».
Когда жизнь в гостинице стала невыносимой из-за участившихся артобстрелов, Виолетту Константиновну вместе с другими женами офицеров откомандировали обратно в Союз. Она была воспитана в духе атеизма, но после Афганистана пошла в церковь и молилась за то, чтобы муж вернулся живым.
С самого зарождения в Витебске ветеранского движения воинов-интернационалистов Павел Зенченко стал одним из его активных участников. Павел Семенович говорит, что там, «за речкой», он работал и воевал за идею – верности долгу, государству, народу, стране.
Автор: Виталий СЕНЬКОВ.

ОДИН ГОД БЕЗ ЗНАКОВ РАЗЛИЧИЯ

Тяжкий солдатский труд, боль утраты , беззаветная преданность Родине – все это сегодня сливается в воина-«афганца», защитника государственных интересов. Всякий раз, обращаясь к теме Афганистана, мы открываем для себя новые подробности тех далеких уже событий, знакомимся с людьми, которые с честью исполнили свой воинский долг.

Еще до ввода ограниченного контингента советских войск в Афганистан и в период военных действий, там работала большая группа советских специалистов и советников из различных министерств и ведомств. С их помощью зарождалась промышленность этой азиатской страны, поднималось сельское хозяйство, ликвидировалась безграмотность местного населения, гот овились и проводились боевые операции. За годы афганской войны погибли 764 специалиста, в том числе, военных советников и переводчиков.

Герой нынешней публикации, приуроченной к Дню памяти воинов-интернационалистов, – гвардии подполковник в отставке Валерьян Мацкевич, заместитель председателя Витебской городской организации «Братство» общественного объединения «Белорусский союз ветеранов войны в Афганистане». Валерьян Альбинович родился на Лиозненщине, окончил Лужеснянский сельскохозяйственный техникум, затем – Рязанское воздушно-десантное училище. Служил вначале в Витебске, в 103-й воздушно-десантной дивизии, потом в Туле и Костроме, где был заместителем командира парашютно-десантного полка 106-йВДД. Из Костромы в начале 1981 года его и направили в спецкомандировку– в Афганистан.

Когда в конце декабря 1979-го витебские десантники проводили в Кабуле и его окрестностях операцию по обеспечению ввода наших войск, в крепости Бала-Хисар был блокирован 26-й десантный полк, который воздерживался от активных боевых действий, но сохранял верность Амину. Вскоре этот полк был разоружен и переформирован в 37-ю бригаду специального назначения «Коммандос». В эту бригаду, присягнувшую Бабраку Кармалю, и прибыл в качестве военного советника майор Мацкевич, облаченный в униформу без знаков различия.

Работал Валерьян Альбинович по двум основным направлениям – сбор информации разведывательного характера перед началом армейских операций, их подготовка и личное участие в боевых действиях, атакже изучение общественного мнения втой или иной провинции. Бригада подчинялась разведуправлению Генерального штаба и считалась одной из лучших частей в афганской армии. Но даже на «Коммандос» и сам Генштаб советское командование не могло положиться в полной мере. Вся тяжесть гражданской войны в чужой стране все больше и больше ложилась на плечи наших солдат и офицеров. Причин тому несколько, считает Валерьян Мацкевич. Среди них – низкая военно-техническая и тактическая подготовка афганской армии и тотальная утечка информации.

О предательстве в стане демократических сил Афганистана говорит хотя бы такой факт. При подготовке Пандшерской операции в расположение «Коммандос» явился отец заместителя командира бригады с просьбой не уничтожать его посевы, каким-то образом обойти их стороной: по сведениям этого человека, именно на его землях «Коммандос»будет выполнять боевую задачу. То есть он владел информацией, которой даже командование и советники бригады на тот момент не располагали. Утечка могла исходить только из стен Генерального штаба.

Своеобразным был и призыв в афганскую армию, рассказывает Валерьян Альбинович. Войска пополнялись новобранцами… путем облав. Во время таких операций буквально вылавливали мужчин, призывной возраст которых определялся по внешнему виду, затем на сортировочном пункте проверяли у них документы. Тех, кто еще не исполнил свой воинский долг, или просто людей без документов тут же направляли в армейские части. Бойцы из такого пополнения часто выходили никудышными. Об их стойкости перед натиском душманов говорить не приходилось. Они старались не вступать первыми в бой, ждали, когда это сделают за них советские солдаты и офицеры. Не раз военным советникам приходилось поднимать подобных вояк в атаку.

Вот характерный случай, о котором рассказал Валерьян Мацкевич. Советник отдельного афганского батальона спецназа Александр Тихомиров должен был отправиться в отпуск, но задержался – по просьбе руководства штаба принял участие в операции по зачистке населенного пункта от мятежников. В критический момент под натиском душманов афганские военнослужащие разбежались. Но советник, переводчик и связист в неравной схватке отбивались до последнего патрона… Беременная жена Александра Тихомирова увезла его домой грузом «200». В шести крупных операциях, нередко подвергаясь смертельному риску, принимал личное участие Валерьян Мацкевич. В последнюю из них в течение недели воевал уже больной гепатитом. По причине болезни и закончилась его «спецкомандировка»в конце того же 1981 года.

После Афгана Валерьян Альбинович работал в Рязанском воздушно-десантном училище – служил в должности заместителя командира курсантского батальона, затем преподавал. Мог устроиться с семьей в Рязани очень даже неплохо, но когда узнал, что есть возможность продолжать службу в 103-й ВДД, обратился к руководству с просьбой откомандировать его на родину. Здесь работа была хлопотной – приводили в порядок базу, готовились встречать из Афганистана дивизию. Весь 1988 год Валерьян Альбинович провел в Боровухе, куда должен был вернуться на место постоянной дислокации 357-й парашютно-десантный полк.

После увольнения в запас по выслуге лет в разное время работал в Витебском райисполкоме, возглавлял колхоз «Двина», Витебский горплодоовощторг. Валерьян Мацкевич награжден орденами Красной Звезды и « За службу Родине в Вооруженных Силах».

О чем думается сегодня в связи с афганскими событиями их непосредственному участнику? Валерьян Альбинович, как и многие его боевые товарищи, считает, что со стороны руководства Советского государства была допущена стратегическая ошибка. Необходимо было перекрыть, пусть и труднодоступную, горную местность со стороны Ирана и Пакистана, откуда мятежникам поступало оружие. Следовало разместить в провинциях наши гарнизоны для поддержки демократической власти, в то время как зачистку территории населенных пунктов от душманов должна была осуществлять афганская армия. Да, потребовалось бы увеличить контингент войск. Однако на такой шаг надо было пойти, коль соизволили втянуть себя в разгоравшийся военный конфликт. Но была и будет всегда другая, главная для нас сторона афганских событий – героическая. Воин-«афганец», чей образ стал символом мужества солдата Родины, заслуживает нашей бесконечной благодарности и уважения хотя бы потому, что там. «за речкой», довелось побывать ему, а не нам.

Сеньков В. Один год без знаков различия / В. Сеньков // Віцьбічы = Витьбичи. — 2010. — 13 февр. — С. 1, 4. Фото А.Вронского

— Валерий Владимирович, вы принимали участие в боевых действиях в Республике Афганистан, награждены орденом Красной Звезды. Расскажите, пожалуйста, как вы попали «за речку», за что награждены?

— Когда началась война в Афганистане, я проходил службу в должности командира парашютно-десантной роты в 350‑м гвардейском парашютно-десантном полку 103‑й гвардейской воздушно-десантной дивизии. В ночь с 10 на 11 декабря 1979 года наш полк был поднят по тревоге и передислоцирован на военный аэродром в Быхов. Оттуда нас направили воздушными эшелонами в Чимкент, на юг Казахстана. Затем, примерно через неделю, — в Кабул. Часть нашей дивизии ушла на Баграм. Летели с парашютами — в случае чего были готовы десантироваться на Баграм, но все прошло по плану.
А в ночь с 26 на 27 декабря произошла афганская революция. Практически за одну ночь дивизия заняла все те объекты, которые нам были поручены. Я со своей ротой блокировал 8‑ю пехотную дивизию, которая стояла в 10–15 километрах от Кабула. Задача осложнялась тем, что в составе той дивизии был танковый батальон. Наш комдив мне так и сказал: если хоть один танк войдет в Кабул, я тебя расстреляю.
Операция была тщательно подготовлена и спланирована. Поэтому потерь у нас не было. Потери были только у спецподразделений, которые штурмовали дворец Амина.
За эту операцию наша дивизия была награждена орденом Ленина. Полк — орденом Красного Знамени. Я, как и некоторые другие офицеры, был награжден орденом Красной Звезды.
Вскоре нас должны были сменить мотострелковые части. Но обстановка начала накаляться, и командование приняло решение оставить нашу дивизию в Афганистане.
— Как вы оцениваете афганские события спустя 25 лет после вывода советских войск из Афганистана? Сожалеете ли о той войне?
— Сейчас многие рассуждают о том, правильно или неправильно было вводить войска в Афганистан. Я считаю, что это было сделано абсолютно правильно. Если бы не мы, туда вошли бы американцы. Единственное, что, на мой взгляд, было сделано неправильно, — это слабая подготовка к боевым действиям в горах. В Союзе перед любыми крупными учениями разрабатывались методички, пособия, проходили занятия. А в начале войны в Афганистане ничего этого не было. До командировки в ДРА я видел горы только на картинке. И прилетев в Кабул, который находится на высоте 1.600 метров над уровнем моря, достаточно сложно было адаптироваться. А еще — привыкнуть к местным обычаям и порядкам. Помню, когда только прибыли в Афганистан, был такой случай. Наш полк отвечал за охрану аэродрома. И вдруг мне докладывают: толпа мужчин бежит в нашу сторону. Занимаем места в боевых машинах. В прицел не видно, есть у тех мужчин оружие или нет. Впереди у бегущих афганцев было кладбище, а дальше начинался наш аэродром. Принимаю решение: они добегают до края кладбища — и открываем огонь. А оказалось, у них были похороны… Вот такие обычаи.
Партизанская война в горах — отдельная тема. Душманы нападали в основном из засад. Вообще афганцы с детства приучены к оружию. Днем он мирно работает на огороде, а ночью берет в руки винтовку. Может тебе улыбаться, а отвернешься — нож в спину… В январе — феврале мы успели немного подготовиться к войне в горах. Активные боевые действия начались в марте.
Со временем освоились, меньше стали рисковать. Как только где-то натыкались на засаду, сразу в ход шла артиллерия, авиация — и только потом шли солдаты. Поэтому потери у нас были минимальными.
Местные жители относились к нам лояльно. Ведь мы во многом им помогали. И гуманитарной, и медицинской помощью.
Сами афганцы сейчас, сравнивая нас с американцами, высказываются о советских войсках очень позитивно.
— Вы возглавляете Белорусский союз ветеранов войны в Афганистане. Какая работа проводится сейчас наиболее активно?
— В нашем союзе более 13 тысяч воинов‑«афганцев». У нас две основные задачи.
Первая — это патриотическое воспитание молодежи. «Афганцы» перенимают эту эстафету у ветеранов Великой Отечественной войны. Всех наших руководителей на это настраиваем — больше общаться со школьниками, со студентами, принимать участие в общественных мероприятиях.
Вторая задача — помощь тем воинам-«афганцам», кто в ней нуждается. Процентов 90 наших побратимов — люди самодостаточные. А нуждающимся помогаем по мере возможности. Закупаются машины для инвалидов, которые могут управлять транспортными средствами. Сейчас на рассмотрении Президента Республики Беларусь находятся документы об обеспечении воинов‑интернационалистов жильем, чтобы нуждающиеся могли построить или купить жилье.
В преддверии нынешней знаменательной даты Указом Президента установлена юбилейная медаль «В память 25‑летия окончания боевых действий в Афганистане». Ею будут награждаться граждане Беларуси, в том числе посмертно, исполнявшие воинский и служебный долг в Афганистане.
Активно сотрудничаем с Министерством обороны, Министерством труда и социальной защиты, местными органами власти. Особые слова благодарности — губернатору Минской области Семену Шапиро.
— С какими чувствами вы встречаете 15 февраля — день вывода советских войск из Афганистана?
— 15 февраля — это день памяти. У каждого из нас был свой такой день, когда мы возвращались из Афганистана. Для меня это произошло в 1982 году. Нам повезло, что мы вернулись. А многие наши боевые товарищи погибли на той войне…
Многие ушли из жизни уже после войны. Нелегко пришлось их семьям, матерям, женам, детям. Поэтому 15 февраля — это День памяти.
Накануне мы провели торжественное собрание и концерт, посвященные 25‑й годовщине вывода советских войск из Афганистана. 15 февраля традиционно состоится возложение венков и цветов к мемориалу на Острове Мужества и Скорби в Минске. Митинг-реквием соберет военнослужащих, ветеранов боевых действий, родных и близких погибших.
Мероприятия, посвященные Дню памяти воинов‑интернационалистов, пройдут не только в столице. Практически во всех районах нашей страны есть погибшие воины-интернационалисты, там установлены памятники. Поэтому мероприятия пройдут по всей стране. Будут организованы митинги, посещения мест захоронения воинов‑«афганцев».
Наша справка
Валерий Владимирович Гайдукевич родился 19 января 1953 года в поселке Бегомль Минской области. Окончил Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище, Военную академию имени М. В. Фрунзе, Военную академию Генерального штаба Вооруженных сил Российской Федерации, Академию управления при Президенте Республики Беларусь.
Командовал парашютно-десантным взводом, затем разведывательным взводом разведывательной роты 350‑го гвардейского парашютно-десантного полка 103‑й гвардейской воздушно-десантной дивизии. В 1978 году Валерий Гайдукевич был назначен командиром парашютно-десантной роты. В 1979 году 350‑й гвардейский парашютно-десантный полк был введен в Афганистан в составе Ограниченного контингента советских войск. С 1979 по 1982 год Валерий Владимирович проходил службу на территории Республики Афганистан.
После окончания Военной академии имени М. В. Фрунзе он командовал парашютно-десантным батальоном, парашютно-десантным полком. В 1990 году был награжден орденом «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» III степени.
В 1992 году возглавил 5‑ю отдельную бригаду специального назначения. В 1994 году ему было присвоено воинское звание генерал-майор.
С 1999 года Валерий Гайдукевич служил во внутренних войсках МВД. До 2003 года занимал должность заместителя командующего внутренними войсками — начальника оперативной и боевой подготовки.
2 декабря 2003 года генерал-майор Валерий Владимирович Гайдукевич был назначен заместителем министра внутренних дел — командующим внутренними войсками МВД.
В 2012 году избран председателем Белорусского союза ветеранов войны в Афганистане.
В настоящее время является председателем Постоянной комиссии Палаты представителей Национального собрания Республики Беларусь по национальной безопасности. Входит в депутацию Национального собрания Республики Беларусь в Парламентском собрании Союза Беларуси и России, является председателем Комиссии по безопасности, обороне и борьбе с преступностью. Женат, имеет троих детей.
15 Фев, 2014  в К 25-летию вывода советских войск из Афганистана 
Беседовал капитан ДМИТРИЙ ЛОБАШОВ, lobashov@vayar.sml.by, фото из личного архива Валерия Гайдукевича.

Вячеслав Белоус, гвардии старший прапорщик запаса. В Афганистане служил с 1986 по 1989 годы. Награжден, орденами Красной Звезды, «За службу Родине в Вооруженных силах» 3-й степени, медалью «За отвагу». Теперь учитель истории средней школы в Рубе (1997г. — прим. ред.).

Эти фотографии  я  сделал  9  декабря  1987  года  в  округе  Хост  (во  время  известной Хостинской операции, за которую наш комдив П. Грачев получил Звезду Героя).

В тот день с самого утра мы ждали «вертушку» с харчами, боеприпасами и… почтой. Спустились с гор в указанный район, рассредоточились. И все же душманы нас засекли. Реактивные снаряды, пущенные ими, били с адской силой и как никогда точно. Я думаю, там не обошлось без американских советников. К счастью, от первого залпа никто не пострадал. Еще не успели осколки от снарядов упасть, на землю, как в небе показался наш долгожданный вертолет. Несколько секунд понадобилось вертолетчикам, чтобы сбросить на землю груз и, пожелав нам удачи, улететь. Как только затих двигатель, на нас обрушился  новый  удар  душманов.  На  этот  раз  снаряды  ложились  еще  более  точно.  В  итоге одиннадцать человек были контужены. Больше всего досталось санинструктору Жене Маслову. На снимке он в центре, ему оказывается первая медицинская помощь.
А на заднем плане кто-то читает письмо из дома – не терпелось узнать новости с родины. Дело понятное: впереди – новый бой, и никто не знал, что его ждет…
От взрыва до взрыва… / подгот. А. Матеюн // Народнае слова. — 1997. — 14 кастр. — С. 5.

ГОСТИНАЯ: ИСПОВЕДЬ ОФИЦЕРА РАЗВЕДКИ.
С ветераном-«афганцем» Вячеславом Куприенко мы познакомились несколько лет назад. Его, улыбчивого, подтянутого, с двумя орденами Красной Звезды и десятками берущих за душу песен, публика сразу приняла и полюбила. С тех пор Вячеслав часто бывает с концертами в Москве, сейчас работает над новым музыкальным альбомом, пишет песни, стихи и эссе. В творчестве, как когда-то в спецназе, он выкладывается с полной отдачей … Сегодня Вячеслав Куприенко наш гость.
Вячеслав Куприенко
Родился 28 февраля 1964 года. В 1985 году окончил факультет разведки Киевского высшего общевойскового командного училища им. М. В. Фрунзе. Изучал китайский язык.
В 1987–1989 годах служил в Афганистане в должности командира группы специального назначения 177-го отдельного отряда специального назначения, награжден двумя орденами Красной Звезды.
В 1992 году уволился из Вооруженных сил в звании капитана.
После увольнения работал переводчиком с китайского языка. В 1997 году выпустил сборник песен «Я хотел отыскать дорогу», а в дальнейшем – аудиоальбомы «Гимн сердца», «Хочется», «Семь перевалов», «Полет», «Исповедь офицера разведки».
Лауреат международных фестивалей «Виват, победа!», «Боевое братство», «Солдаты ХХІ столетия против войны», «Русский акцент», «Солдаты России» и др.
Песни Вячеслава Куприенко звучат в документальных фильмах «Афганский синдром», «Афганская война», его эссе использовано в мюзикле «Афган».
В настоящее время проживает на Украине, в Киевской области.
Женат, имеет двух дочерей.

– Сегодня, вспоминая об Афганистане, вы испытываете эмоции со знаком минус или со знаком плюс?
– Если уж говорить языком арифметики, то я бы поставил знак равенства, нежели плюс или минус. По прошествии уже более двадцати лет ты с этим Афганом сравнялся, врос в него, стал его частицей, вернее, он стал твоей частью, твоим нутром. Когда я говорю «Афган», то имею в виду не страну Афганистан как государство или этническое образование, а ту среду, ту территорию, ту войну, в которой принимал участие. А поскольку этот знак равенства тяготеет надо мной уже весьма долго, то, вне всякого сомнения, с этим придется жить всю оставшуюся жизнь. И коль мы заговорили языком математики, то война в рамках одной человеческой жизни – величина векторная, у нее есть начало и нет конца. Она задала направление моей жизни. А эмоции… все же больше положительных, чем отрицательных. Человек ведь социальное существо, а значит, ему очень важно быть в социально комфортной среде. А в этом смысле, как ни парадоксально, Афган был эталоном чистоты в человеческих отношениях. Среда смерти кристаллизует жизнь.
– Первую песню вы написали на войне, посвятив ее погибшему лейтенанту, которого приехали менять. Получается, что война не только разрушает, но и созидает, если она подталкивает человека к творчеству… Что вы по этому поводу думаете?
– Я просто раньше времени получил право на голос. Право сказать свое слово. Это очень важно. Без войны я еще долго не осмелился бы на публичность. Убивать других людей – это противоестественно, неприродно, антибиологично, ведь это не жизненно необходимый акт. Поэтому вскоре после того, как ты оказался втянутым в войну, возникает масса вопросов, на которые, если быть честным перед собой, не дают ответы ни присяга, ни долг перед Родиной. Хочется со всем этим разобраться. Или наоборот – спрятаться от всего этого – в водке или другом дурмане. Ведь произошел сдвиг практически во всех точках соприкосновения с этим миром. И главное – внутри себя! Ты вдруг обнаруживаешь, что после войны не попадаешь в те социальные пазлы, в которых тебе раньше было вполне комфортно. И что делать? Надо же как-то жить? Ты пытаешься подгонять под это свое новое мироощущение окружающую действительность, потому что уверен, что ты познал нечто ТАКОЕ, что не доступно остальным здесь, в мирной жизни. Ты помнишь свое зрение «до» и обретаешь некое другое «после». Совмещая эти два ракурса, ты видишь этот мир объемно, а не плоско. И многое становится зримым и очевидным. И вот эта оптика дает право на голос, в том числе и творческий. В этом смысле война катализатор творчества. Она прежде всего заставила задуматься и задать себе вопросы. И в моих песнях, эссе, стихах – мои ответы.
– Говорят, что писать надо только тогда, когда не писать невозможно. Вы согласны? У вас таких мгновений было, судя по всему, немало. С какими обстоятельствами, событиями и впечатлениями они были связаны, что не давало вам покоя?
– По-моему, Толстой сказал: «Если можешь не писать – не пиши». Именно так и надо. Пишу тогда, когда уж невмоготу, тогда что-то путное может выйти. А что не давало и не дает покоя? Интерес. Раньше я к этому слову и феномену «интереса» относился очень легко и поверхностно, как к «интересной женщине». Подумаешь – интересно или нет. Ан нет. Это едва ли не главный стержень, на котором зиждется, по крайней мере, мое творчество и вся жизнь.
В Афгане, несмотря на все «прелести войны», было интересно, молодость побеждала все! Жизнь была перенасыщена! И из этих наших переполненных сосудов потекли песни, стихи, рассказы… Но тогда и там, чтобы вот так сесть и нечто положить на бумагу, не особо хватало времени, да и не думал, что это очень уж важно и кому-то надо. А вот сейчас, спустя годы, кипяток в душе поостыл, но все еще горяч, и можно попытаться разобраться с пережитым. И появилась уверенность, что твое творчество имеет ценность и кому-то интересно.
– В одной из ваших песен очень ярко передана атмосфера войны, которая вовсе не героический бой, а испытания …Тут и «раскаленный бетон» аэродрома, и долгожданный «воды глоток»… Что начинаешь ценить только тогда, когда попадаешь в такие экстремальные условия? Что кажется самым главным? Чего особо остро не хватает? И чего перестает хватать, когда возвращаешься в мир?
– Возьмем тот же глоток воды… На трое суток мы брали с собой 3 литра воды, то есть можно брать сколько хочешь, но главнее были все же боеприпасы, оружие, средства связи, минирования и прочая боевая амуниция… На еду и воду оставалось минимум веса. Еды брали вообще очень мало. Только калорийное – сгущенку, шоколад, пару банок консервов, хлеб. В жару есть не хочется, а вот вода – на вес золота. Интересно, променял ли бы кто-нибудь ту же флягу с водой на золото по весу? Забавно, если мыслить буквально. Ведь цена вещей измеряется их необходимостью, нужностью в данный момент. Я вот даже думал однажды: вот будь у меня в горах с собой миллион долларов… и что? От пуль он не спасет, врага не уничтожит, сил мне не прибавят… бумажки и только. Балласт.
Золото ведь имеет цену только в материальном мире. А глоток воды цены не имеет, он бесценен в тот момент. Ему цена – сама жизнь! Что ж тут еще объяснять? И таких ценностей, переосмысление которых и происходит в экстремальных условиях, немало – глоток воды, лоскутик тени под палящим солнцем, минуты спокойного сна, письмо из дома… Понимаешь вдруг, что жизнь – вещица хрупкая, и с ней надо осторожно – «не кантовать»… Не так много, собственно, и требуется. Вернувшись к нормальному достатку во всех этих необходимостях, для себя отмечаешь, что отношения с этим самым глотком воды стали на «вы». Срабатывает некая биологическая память, как у человека, пережившего блокаду Ленинграда, никогда не поднимется рука выбросить краюху хлеба. Это зарубка на всю жизнь. Время, конечно, лечит, все забывается, в плохое верится с неохотой, всегда думаешь, что беда пройдет мимо тебя, и все же…
Самое большое приобретение на войне и самая большая потеря после – это, конечно, отношения между людьми. Это главная ностальгия по войне, и когда вам говорят, что мы по-доброму помним наш Афган, знайте – именно это имеется в виду.
– Что было в Афганистане, чего не писали в газетах, о чем не принято было говорить?
– Человек на войне тоже ведь живет. Во всех проявлениях. Только запах смерти гораздо более ощутим. Но и к этому привыкаешь… Но жизнь человека с оружием, с «лицензией» и полным правом на уничтожение врага очень быстро дает обманчивое чувство власти над «чужими». И вообще, власть человека с оружием – мало изученная вещь. Очень быстро появляется иллюзия вседозволенности и безнаказанности… Неимоверно быстро! Это, конечно, зависит от предыдущего состояния человека: его воспитания, психики, образованности, но в целом – я заметил такую тенденцию. И вот о последствиях этой власти не принято говорить вслух. Лучше опустить глаза или промолчать. И куда исчезают законы, уставы, присяги, нормы морали? Это, наверное, общая тенденция у людей, наделенных любой властью. Но на войне это происходит моментально. Соблазн велик. Человек ведь не машина – психика у всех разная. А представьте себе горную заставу, пятачок земли, на нем – 15–20 человек. Связь – только вертолетами, раз в месяц. Все зависит от командира. Подумайте: чем сутками занять людей? Как и какие проводить занятия, как организовать быт, питание, распорядок дня? Это в воинской части на это работает целый механизм… А здесь все или почти все зависит от командира, а он на пару лет старше, чем солдаты. И если он не личность, все – пиши пропало, дело пущено на самотек… Я еще не сказал о проблеме экипажной совместимости… И от безделья и однообразия дурь прет изо всех щелей. Чем не тюрьма? Тут и всякие ненужные связи с местным населением, торговля оружием, наркотики… Об этом разве говорят? Есть парады, ордена, медали, знамена – глянец армейской службы. А есть предательство, трусость, членовредительство – изнанка, обратная сторона медали. Есть наше русское «авось», цена которому – гибель людей. И вот нередко все это списывали на войну, на боевые потери… давали и подлецам ордена, чтобы не травмировать матерей и не вешать ЧП на подразделение. Это тоже изнанка войны. Об этом молчат. У меня был водитель рядовой С. (видите, даже не указываю фамилию), на чистке оружия выстрелил себе в ногу, за месяц до вывода войск. Предстоял семисоткилометровый марш через февральский Саланг и неизвестность в бою… Я трижды к нему ходил в госпиталь, просил его, умолял врачей чтобы отпустили его, ведь ранение было пустяковое, даже кость не задета. Мне просто некем было его заменить. И вот в четвертый раз прихожу за неделю до вывода – а госпиталь эвакуировали самолетами… Пришлось самому сесть за руль и быть водителем и командиром одновременно. А бойца этого потом видели с медалью «За отвагу».
– Кто вас ждал с войны и как вы поддерживали связь с близкими людьми?
– Ждали меня отец с матерью, жена с двумя маленькими дочками. Но, думаю, просто сказать, что они ждали – ничего не сказать. Это скорее боль, разбавленная в тревоге, горящая на медленном огне. Связь была единственной – письма. В Афгане, вообще, по общему признанию, было две радости: письма и баня. Так вот, письма. Вертушки-почтовики летали только ночью, погода далеко не всегда была благополучной, особенно зимой, поэтому, случалось, их ждали неделями. Ждали с особым трепетом. Батальон не ложился спать – все слушали, не летят ли почтовики. Когда прилетали, в батальоне начинался маленький кипеж – письма быстро распределялись по ротам, по взводам и тут же читались взахлеб. Из-за задержек часто приходило несколько писем, и тогда надо было их расположить по датам, чтобы прочесть по очереди. Обидно было, если писем не было. Глотал это, как горькую пилюлю.
В мае 1988 года по плану вывода войск наш батальон должен был выйти в Союз. Мы готовились к этому дальнему и опасному маршу, готовили технику, организовывали взаимодействие, рисовали боевые карты и, конечно, писали письма родным, что, мол, войне конец, едем домой. За два дня до назначенного срока к нам в Газни прибыл командарм Громов для проверки готовности войск. И вот за сутки до отправления наш комбат, вернувшись с ночного совещания от командующего, собрал всех офицеров и объявил: «Билеты только до Кабула». Мы подумали, что это шутка… но эта шутка затянулась на целых 9 месяцев войны до самого последнего дня – 15 февраля 1989 года. Очевидно, в планах штабисты прозевали, что с выводом нашего батальона в Афгане вообще не останется спецназа для прикрытия столицы. И впопыхах это исправили. Нам объявили, что скорее всего мы задержимся на месяц-два, потом еще и еще… Но я не об этом. По всем планам и приказам документально, наша часть была снята со всех видов довольствия, и начальникам служб батальона приходилось правдой и неправдой, восстанавливать статус-кво. А дома все с нетерпением ждали весточки от сыновей, а их не было. Наши родные писали по старому адресу, а здесь почтовики добросовестно ставили на конвертах штамп «адресат выбыл» и возвращали письмо обратно. Представляете состояние матерей и жен – «из Афгана выбыл, а в Союзе не объявился»? Такая чехарда длилась больше месяца, пока наконец не разобрались.
– Вы возвращались в той самой колонне, которую замыкал генерал Громов. Какие были самые памятные моменты этого возвращения? Как реагировало на вас население по обе стороны «речки»? Кем вы себя чувствовали: победителями, побежденными?
– Афганские власти, думаю, провожали нас с тревогой – уходила их надежная опора… Те, кто воевал против нас, наверняка, радовались. А с другой стороны речки нас с нетерпением ждали близкие родственники. Им было важно узнать, что их сын вернулся… И телеграмму «Мама, я вернулся» я смог отправить 15 февраля прямо с митинга, спасибо местным ребятам-афганцам, которые подходили прямо к строю и давали бланки телеграмм, чтобы мы написали адрес и две заветные строчки. И они сами потом оплачивали и отправляли эти телеграммы. Это для нас был прямо бальзам на душу.
Сам момент пересечения Амударьи был, конечно, радостным. С утра царила расслабленность и вера в то, что здесь, в Хайратоне – последней точке нашего Афгана – стрелять не будут… Митинг же был организован и проведен в лучших партийных традициях – однообразно, куцо и наспех… Жалкое подобие торжественности совершенно не соответствовало истинной значимости события – завершения девятилетней войны. Организаторы, словно цыганка на базаре, торопились впихнуть тебе в руки некую безделушку, забрать деньги и скрыться в толпе, пока ты не опомнился. Один выступающий от ЦК Узбекистана вообще говорил по-узбекски (?). Громов выступил коротко, по-военному… Единственным настоящим выступлением было выступление мамы Алексея Сергачева – Валерии Григорьевны. Это была очень пронзительная речь. Очень. Не помню, конечно, что именно она говорила, но дрожь прошла по всему телу… Дело в том, что Алексей один из первых попал в Афганистан в январе 1980-го, проходил срочную службу в ВДВ. После дембеля поступил в Киевское ВОКУ, закончил и по второму сроку пошел в Афган и вот выходил последним… В общей сложности он провел за речкой почти 4 года! Вот о ком надо было писать… К сожалению, Алексея не стало буквально через год после вывода – он погиб в автокатастрофе у себя на родине в Закарпатье. При невыясненных обстоятельствах. Но это отдельная история.
После митинга дали буквально минут 10 для общения с родными, приехавшими со всех концов Союза. Тут же мы сели на свою боевую технику и уехали к месту нашей новой временной дислокации в 90 км от Термеза в г. Шерабад, где оставались до середины апреля прикрывать границу от возможных провокаций со стороны Афганистана…
– Вы служили в разведке. Как бы вы сформулировали жизненный девиз разведчика, который бы распространялся не только на военную службу, но и в целом на образ жизни?
– Я служил в войсках специального назначения ГРУ, и само слово «спецназ» мы никогда при посторонних не произносили. Поэтому всякие громкие слова в прямом и переносном смысле чужды разведке. Песни, речевки, девизы, лозунги и прочие атрибуты бравады – это все, конечно, поднимает боевой дух, но это не про разведку. А разведка – это сдержанность, сжатая пружина и уверенность, непоказная сила и всегда работа ума! Разведка – это работа прежде всего головой, а потом уже оружием или кулаками… Там, где начинается бравада, шум, там кончается разведка. Поэтому образ жизни в разведке – это особый дух, особая атмосфера профессионализма, которая пронзает все и вся. Выполнил задачу – и остался в тени. В этом ее особый шарм, если хотите. И если кто-то вам будет говорить очень много и громко и стучать себя в грудь кулаком… то это может быть кто угодно, только не разведчик.
– Профессия разведчика овеяна ореолом романтики. На деле это не всегда так. Вспомните, когда и при каких обстоятельствах у вас по этому поводу рассеялись иллюзии, когда вы почувствовали, что жизнь порой очень не похожа на истории из книжек?
– Ореол романтики разведчика зиждется на причастности к тайне, на сверхвозможностях человека, на неуязвимости разведчика, на его хладнокровии… В жизни ты понимаешь, насколько это тяжелый груз – носить в себе чужие тайны, и поэтому лишнее пытаешься не знать. Еще очень скоро развеивается миф о супергерое… но со временем начинаешь верить в свои силы, и появляется уверенность, что не боги горшки обжигают. Я не могу вспомнить некое конкретное событие, после которого вдруг раз – и раскусил этот подвох… Это медленное, целенаправленное погружение, почти не заметное, прежде всего для тебя же… Поэтому, обучаясь в училище, мне всегда казалось, что нас мало «гоняют» и мало «учат». Ведь вот, думал, если поступлю в училище, на разведфакультет (тогда – нечто недосягаемое), то стану непревзойденным. Но поступил, и смотришь на себя – все тот же обычный человек. Проходишь там обкатку танками, стреляешь изо всех видов оружия, метаешь гранаты, тренируешься на полосе разведчика, занимаешься рукопашным боем… и снова ничего в себе не замечаешь. Но на самом деле механизм работает. Это стало заметно и зримо после первого трехсуточного полевого выхода. Появлялась уверенность и чувство некоего превосходства над остальными «гражданскими». Едешь в увольнении в метро, смотришь на народ и думаешь: «эх, народ, да что вы в жизни-то испытали и знаете»? Но это было на первых курсах, по молодости. На старших курсах понимаешь, что здесь, в училище, ты уже почти все познал, думаешь дальше: вот в спецназ пойду, там-то уже – круче некуда, там я стану другим… Прыжок с парашютом, шаг в небо – и снова ничего эдакого в себе не обнаруживаешь. Прыгнул и ладно… не я один же. Потом Афган. О, это уж точно высшая лига – настоящая война ведь. Но и это пройдено. И не могу сказать, что я стал супергероем… Даже смешно об этом и думать.
И еще такой вот отметиной стал первый училищный отпуск. И на первой же встрече со своими одноклассниками – всего-то через 7 месяцев – вдруг заметил огромную пропасть между собой, курсантом, и одноклассниками – студентами. Невероятно огромную пропасть! Я еще тогда этому подивился… Но это скорее всего не столько разведки касается, сколько самой военной системы…
А самый тяжелый крест разведчика, особенно агентурного, – это, конечно же, двойная жизнь. И постоянный самоконтроль, без права на расслабление. Отсюда и профессиональная болезнь разведчиков – сердце. Вот вам и вся романтика и миф о разведке.
– Вы уволились капитаном. Почему так рано? Что вас перестало устраивать в армии?
– У профессионалов, которые прошли крещение войной, конечно же, появляется видение тех ошибок, которые были при подготовке тебя к этой самой войне. Ошибки не конкретных командиров и начальников, а просчеты, недоделки всей системы, всего государственного механизма. И вот, имея за плечами ту практическую школу, возвращаешься назад и снова должен наступать на те самые грабли. Протестуешь всем своим нутром, справедливо протестуешь.. Но армейская машина – очень массивный, плохо смазанный механизм… Ты вскоре понимаешь, что надо быть или Дон Кихотом, или безразличным и смиренным ягненком… Я выбрал третье – уволился. Мне стало неинтересно. Свой Эверест в армии я покорил, а идти по плоскогорью не захотелось – скучно. Не дослужил до пенсии 2–3 года, но жить без интереса, наверное, не умею.
– Чем вы живете сейчас, я имею в виду работу, увлечения, творчество?
– А вот как раз тем и живу, что интересно. А интересно многое. Я вообще больше всего на свете обожаю учиться. Меня влечет магия слова и акустика звука. Я безумно влюбился в русский язык, в словообразование, в семантику слов, в его фонетику, ритмику и метр… Мои любимые книги – словари, классика мировой литературы, поэзии, переписка великих умов. И еще есть в моей жизни гитара. Я не очень здорово владею этим инструментом, но он мне близок и мил по звуку, по вибрациям… Люблю слушать инструментальную музыку, джаз, блюз, совершенно не воспринимаю попсу, шансон и не терплю все, что связано с этим новым словечком – гламур. Разучился смотреть телевизор, скучно видеть мир чужими глазами, я уж не говорю о постоянном промывании мозгов, идеологической наркомании…
Все это позволяет мне быть относительно чистым в помыслах. Мне и хочется-то в жизни по большому счету только одного – научиться самостоятельно мыслить. И все.
Об успехах я промолчу. О планах? Заканчиваю запись нового альбома, пока не придумал название, но песни в нем будут разноплановые: и военные, и лирические, и очень лирические в блюзовой аккуратной упаковке.
Очень люблю жить на сцене и очень ценю те недолгие моменты истины, когда на концерте чувствуешь себя хозяином и сливаешься в исполнении со своим творением в единое целое. Тогда удается быть внутри песни… это удивительное чувство. Оно редко, потому и ценно.
Записала Юлия АФАНАСЬЕВА

http://www.kvoku.org/images/kvoku/pages/kuprienko/kuprienko.htm